«Стоит древо, имеет на себе цветы красные, а на древе сидит птица и щиплет со древа цветы красные и мечит в корыто. Цветов не наполняется, а красные цветы с древа не умаляются»; древо – весь мир, цветы – «человецы», корыто – земля, птица – смерть; сколько смерть похитит, «толик» и родится в мир» – эта старинная русская загадка может служить иносказательным предуведомлением к выставке театрального художника и живописца Александры Осиповой «Arbor Mundi». Собирая образы «первых» людей, историю их чутких ритуальных попыток обозначить природу стройной системой мироздания, выставка представлена полиптихом «Мировое древо» («Arbor Mundi», 2015), видео-артом с подборкой фрагментов изображений знаменитых произведений искусства в духе «Мнемозины» Аби Варбурга и живописной серией «Мысли о высоком» (2009–2013).
Когда мы задаемся вопросом: а что же мы знаем об исследовании мифологического архетипа мирового древа, то первое, что обозначает свое программное присутствие – это имя знаменитого английского ученого Дж.Дж. Фрэзера, определившего позицию, согласно которой, общие представления о создании вселенной – мифологемы распространены в большинстве культур. Впоследствии этот взгляд будет воспринят некоторыми структуралистами и представителями семиотического направления, прежде всего, В.Н. Топоровым. Чтобы подобный краткий экскурс в историю науки не казался голословным, заметим, что Александра Осипова собирала информацию, руководствуясь трудами этих исследователей. Так, например, в полиптихе, «воспроизводящим» на уровне станковой картины принципы модульной сетки мозаичного панно, «произрастают» семнадцать видов священных деревьев, упоминаемых Топоровым в связи с «теорией основного мифа». Мировая ось сводит воедино бинарные оппозиции и выделенные в пространственные регистры мерности пейзажа, животных и еще «глиняных» людей, необремененных практикой вынужденного созидания. Поэтому проект Осиповой можно назвать не только эстетической интерпретацией архетипа, но и художественным осмыслением его историографии и визуальной репрезентации.
Не менее важным обстоятельством для авторской трактовки мирового древа оказывается экспозиционное пространство выставки, которое действует автономно и, как будто, «наперекор» структуралисткой логике переводит некогда просматриваемую и аналитически выводимую структуру мифологического образа в область дискурсивных сетей, закрепленных экологией цифрового интерфейса и декоративной плоскостью холста. Живопись и видеоряд по отношению к Arbor Mundi выступают в качестве «культурных техник», опосредующих язык как систему общения. Мировое древо перестает быть литературным сюжетом исследовательских текстов и более не относится к проработанному учеными языку фольклора. Место фабулы занимает технологические возможности той визуальной среды, в которой образ смыкается с используемым материалом. Культурным техникам здесь отводится исключительная роль не просто инструмента, посредством которого художник формулирует значения, но скорее технологически независимого посредника, конституирующего возможности изображения и создающего «производственные среды» данных. В эти операциональные технологические медиа-структуры включены как сами «значения», зависящие уже не только от «монополии алфавита», но и от технологии обработки данных, распознаваемой в виде записи, различения и отслеживания сигналов, таких как, например, узнавание фигур первых людей, всплывающих в видеоклипе или угадывание по фактурным фрагментам деревьев их видовую принадлежность.
Александр Саленков, искусствовед